нет сомнений в том, что какие-то серьёзные нарушения работы мозга, нервной и эндокринной систем присутствовали как у поименованных выше Владимира Винничевского и Эрика Кука, так и у Питера Мануэля.

Явились ли они наследственными или же приобретёнными в силу неких травм, мы сейчас с уверенностью сказать не можем. Сам Мануэль утверждал, будто получил тяжёлую черепно-мозговую травму во время бомбёжки люфтваффе в 1944 году. Понятно, что такой лжец, как Питер Мануэль, соврёт – не дорого возьмёт, но тюремный врач Андерсон, осматривавший Питера при поступлении в тюрьму в январе 1958 года, зафиксировал у него обширные участки деформации черепа, скрытые волосами. По-видимому, Мануэль действительно перенёс некую черепно-мозговую травму, а возможно, и не одну, но была ли она связана с бомбёжкой гитлеровской авиацией или же явилась следствием не в меру бурной криминальной молодости, нам в точности неизвестно. Как неизвестно и то, насколько и в каких частях был повреждён мозг Мануэля, который, напомним, был предан земле без вскрытия.

При этом нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что проблемы с характером и девиантным поведением проявились у Питера задолго до пресловутого ранения. Напомним, что под бомбёжку люфтваффе он попал [или якобы попал] во время одного из многочисленных побегов из школы-интерната, и таковых побегов за ним числилось чуть ли не с десяток. То есть дромомания [неконтролируемая тяга к бродяжничеству] проявилась вне всякой связи с травмой мозга. И произошло это в период полового созревания, что характерно для лиц, демонстрирующих деструктивное поведение в зрелом возрасте.

То есть психолого-психиатрические отклонения, которые отметили врачи, посетившие Мануэля 2 июля 1958 года [и в этом вопросе они были единогласны!], с большой долей вероятности были обусловлены наследственными факторами. В этом отношении, конечно же, интересно посмотреть на ближайших родственников убийцы. Про Джеймса, старшего брата Питера, нам практически ничего не известно, а вот его младшая сестрёнка Тереза попала в воспоминания некоего Гэлловэя, активиста Лейбористской партии, который хотя и кратко, но довольно красочно описал свои контакты с ней.

Гэлловэй приехал в шотландский городок Гамильтон в мае 1978 года для помощи в работе местного партийного штаба, участвовавшего в парламентских выборах. Местных условий он не знал, людей, соответственно, тоже, поэтому когда энергичная женщина по имени Тереза предложила ему не селиться в гостинице, а остановиться в её доме, активист без колебаний согласился. Тем более что Тереза также являлась членом Лейбористской партии и, более того, работала машинисткой в том самом избирательном штабе, в котором подвизался автор воспоминаний.

Тереза Мануэль.

В скором времени стали давать знать о себе неожиданные нюансы проживания под одной крышей с энергичной дамочкой, которая, кстати, была на 22 года старше автора воспоминаний. Сначала Тереза призналась в том, что является младшей сестрой «того самого Питера Мануэля», о котором Гэлловэй, наверняка, слышал. Данная деталь последнего не насторожила, поскольку его отец считал Питера обвинённым ошибочно, и благодаря отцу Гэлловэй довольно неплохо знал детали расследования и суда, о чём и рассказал Терезе.

Та посчитала, что нужный градус доверия достигнут, и в последующие дни принялась посвящать жильца в детали своей интимной жизни. То она рассказывала, как занималась сексом с женатым мужчиной в автомобиле последнего и их видели проезжавшие мимо люди, то делилась воспоминаниями о конфликте с женой другого любовника, то рассказывала о групповом сексе и так далее и тому подобное. Тут бы Гэлловэю и насторожиться да «навострить лыжи» – уж простите автора за низкий слог! – но проживание с Терезой под одной крышей было очень удобным, поскольку та отвозила его в избирательный штаб на своей автомашине, позволяя тем самым экономить на проезде [ох уж эти скаредные шотландцы, экономящие на проезде!].

В общем, до поры до времени Гэлловэй был спокоен и не замечал довольно прозрачных намёков сексуально озабоченной дамочки. Закончилось их общение, как, впрочем, и проживание под одной крышей, в высшей степени неожиданно для обоих. В один из дней Гэлловэй вошёл в дом, а Тереза вышла навстречу в туфлях на высоком каблуке и… полностью обнажённая. Она произнесла что-то вроде «я купила новые туфли, как они тебе нравятся?», но что именно, Гээловэй в точности не запомнил. Молодой человек метнулся в свою комнату, сложил чемодан и умчался восвояси. Через час он позвонил партийному руководителю и попросил перевести его в избирательный штаб другого округа.

Интересно то, что когда местные жители узнали об инциденте, их реакция оказалась на удивление единодушной. Гэлловэю сочувствовали, похлопывали по плечу и говорили примерно одно и то же: «Как тебя угораздило поселиться в её доме? Всем известно, что она сумасшедшая, как её повешенный братец и вся её семейка».

Достойно упоминания окончание истории. Через несколько лет в доме Гэлловэя зазвонил телефон, и когда тот поднял трубку, то услышал голос Терезы. Та сообщила, что находится на вокзале с вещами и мужчине необходимо её встретить… Гэлловэй не без самоиронии написал, что моментально выключил телефонный аппарат из розетки, выключил свет и весь оставшийся вечер наблюдал за улицей перед домом из-за опущенной шторы – таков был его страх перед полусумасшедшей Терезой.

За десятилетия, миновавшие со времени казни Питера Мануэля, его жизнь и деяния не раз подвергались весьма пристрастному исследованию криминологов, историков, писателей-детективщиков и журналистов. Со временем стали известны некоторые детали, о которых современники описанных событий вряд ли были осведомлены, а если кто-то из них и знал что-то, то явно не придавал значения. Между тем моменты эти не лишены определённого интереса, поскольку они позволяют посмотреть на жестокого убийцу с неожиданного ракурса.

Так, например, выяснилось, что в 1946 году, когда Питер был обвинён в 3-х нападениях на женщин [и затем осуждён на 8 лет лишения свободы], его отец направил министру внутренних дел письмо, в котором доказывал, что его сын чрезвычайно талантлив и нуждается в защите Закона. Сэм предложил издать альбом с рисунками, выполненными Питером, и некоторое количество этих рисунков приложил к письму. Рисунки эти, как и письмо Сэмюэла, не исчезли, сейчас они находятся на хранении в музее полиции Глазго.

Правда, руководство музея не демонстрирует рисунки Питера Мануэля и не позволяет их фотографировать, хотя отдельным исследователям посмотреть на них разрешается. Смысл подобного запрета понятен – правоохранительные органы не хотят привлекать лишнее внимание к жестокому убийце, дабы не превращать его в эдакую жертву общественной страсти. Можно не сомневаться, что обязательно найдутся вульгарные марксисты, которые заявят, что юношу с большим художественным дарованием сгубили свинцовые мерзости империализма.

Поскольку рисунков этих практически никто не видел, и в интернете их репродукций нет, то сделать какой-то определённый вывод об уровне художественного мастерства Питера Мануэля невозможно. Скорее всего, рисовал он не очень хорошо – всё-таки этому мастерству необходимо учиться, и даже одарённый художник сам по себе рисовать на «отлично» не сможет. Но тот уровень владения карандашом, который демонстрировал Питер, по-видимому, резко выделял его из массы сверстников, если отец решился обратиться к правительству со столь необычной просьбой. Всё-таки в условиях послевоенной Великобритании просить об издании художественного альбома – это очень необычно. Согласитесь, для этого надо быть уверенным в необыкновенной одарённости сына.

Другая информация связана с тем, что во время содержания в тюрьме «Питерхед» в конце 1940-х годов Питер Мануэль публиковал в тюремной газете небольшие заметки о преступлениях в Соединённых Штатах. Разумеется, он ничего не знал о преступности в США, и все его рассказки являлись выдумкой от начала до конца. С точки зрения литературного мастерства это творчество следует признать совершенно беспомощным и глубоко вторичным, но не подлежит сомнению, что на фоне абсолютного большинства прочих заключённых Мануэль казался настоящим титаном мысли. Он, безусловно, обладал определённой остротой ума, склонностью к комбинационному мышлению, способностью искать и находить парадоксальные решения – собственно, всё это мы увидели в настоящем очерке. В ограниченных по численности мужских коллективах – в тюрьмах, экипажах кораблей, воинских подразделениях – умелые рассказчики и широко эрудированные люди пользуются обычно определённым авторитетом. И дело тут вовсе не в тяге к образованию и знанию – на это брутальным мужикам как раз таки глубоко наплевать –